Наталья Седова "Свидетельствую" Православный издательский центр "Глаголъ" Москва 2000

...Вновь я спросила старца, есть ли благословение от Господа поведать о пережитом мной людям и издать рукопись. Отец Николай, продолжая светиться улыбкой, благословил меня, и потом рукопись со словами:

– Есть. Есть благословение. Обязательно обо всём поведай людям... Пиши, пиши обо всём. Это твоё дело. Благословение Свыше на всю твою жизнь.

После случившегося со мной я поняла глубже, как дорого обходится вразумление Всевышнего тем, кто не внимает Его предупреждениям. Быть может, ещё кто-то, прочитав это, сможет осознать, у края какой погибельной пропасти стоим все мы...

Невольно соприкоснувшись с неведомым, я стала интересоваться подобными чудесными происшествиями, связанными с посмертным опытом или выходом души из тела, и прочитала ряд книг. Сразу обратило на себя внимание, что описания внеземных опытов порой совершенно не похожи между собой. Возникает вопрос: почему? Почему каждый человек в результате общения с Невидимым миром получает свои собственные впечатления о нём? Быть может, это из-за того, что у каждого свой путь спасения и каждому открывается лишь то, что необходимо лично ему. По прочтении многих книг (а литература на эту тему буквально нахлынула на меня) я осознала, что не вправе скрывать происшедшее со мной, что подобные вещи должны быть достоянием верующих, как способствующие укреплению веры. Вскоре Господь благословил меня, через старца о. Николая (Гурьянова), написать рукопись. Когда я над ней работала, то единственная моя задача была – как можно правдивее и выразительнее передать случившееся. Поэтому данный труд ни в коем случае не претендует на "литературность". Но прошло время, прежде чем мне удалось наиболее полно и предельно точно передать невыразимое, то, что, вообще-то, очень трудно описать человеческим языком.

Раныше, когда я только пришла к Православной вере, мне казалось, что Господь, видя нашу греховную омраченность, не являет нам больше Свои чудеса. Но то, что произошло, заставило меня полностью изменить своё мнение... Впрочем, начну по порядку.

Мой путь к Православию оказался нелегким и томительно долгим. Я родилась во времена активного строительства "рая на земле", когда упорно внушалось, что Бога нет, а сама религия – это "опиум для народа". Более всего очернялось Православие, и в моей душе к вере предков прочно утвердилось отношение, как к чему-то отсталому и примитивному, "поросшему мхом веков".

Но вопрос "в чем смысл земного бытия?" стал волновать меня довольно рано. С детства я пыталась постичь тайны природы, изучая её, но, потратив на это не один год, так и не нашла вразумительного ответа. Интуитивно я ощущала: за материальным проявлением жизни стоит жизнь неведомая и, возможно, более разнообразная и сложная. Я догадывалась, что внутренняя природа человека, его душа каким-то образом связана с этим невидимым миром, и в более зрелые годы обратилась к психологии – науке, как казалось тогда, способной многое объяснить. В результате появилось лишь ещё больше волнующих вопросов... Какое-то время прошло в увлечении философией, но и разнообразные "теории бытия" многочисленных мыслителей, вечно спорящих между собой, также не внушили доверия.

На тот момент в моём сознании уже витало понятие "Творец", "Создатель". Но я упорно избегала понятия "Бог", которое ассоциировалось для меня с фанатизмом (а стало быть, являлось самообманом). Сознание всё больше прельщали и очаровывали слова "Абсолют", "Космос", "Мировой Разум" и тому подобное. Я наивно рвалась постичь Истину "в её полноте, в её совершенном звучании". И в результате со всей безоглядностью окунулась в безкрайнее множество восточных верований, столь заманчиво обещающих открыть Истину.

Осмысление мудрёных трактатов оказалось делом не из легких. Их тщательное изучение лишь ещё больше запутывало меня – пока я не осознала вдруг, что хожу по замкнутому кругу. Возникла догадка: меня старательно водят за нос, чтобы навсегда увести от истины. Странное чувство всё сильнее преследовало меня: будто я стучусь лбом в непреодолимую стену, воздвигнутую чьей-то властной рукой. Всё более явственно ощущалось, что кто-то неведомый чинит мне препятствия из своего невидимого мира.

Все эти безплодные попытки самостоятельно постичь основы бытия вконец подорвали мои душевные силы, и я решила плыть по течению, приняв теорию "существования винтика в сложном социальном механизме". "Быть может, в этом попросту и состоит смысл жизни?!" – стала я думать, пытаясь обмануть себя. Но пришла к ещё большему разочарованию. Ощущение, что за земным бытием стоит что-то несравнимо большее, не давало покоя. И жажда познать истину оказалась сильнее всего.

Не полагаясь больше на свои силы и осознав лишь полное ничтожество перед Непостижимым, я взмолилась ко Творцу со всей искренностью и переполнявшим меня отчаянием: "Господи, приведи меня к Себе! Укажи путь, ведущий к Тебе – истине!" С этого момента я только жила и дышала этой внутренней мольбой-молитвой.

И Господь услышал меня и открыл путь к Себе. Я покрестилась. Вскоре Православное вероисповедание, глубоко тронув меня, стало единственным смыслом моего существования. Я была потрясена тем, что всю жизнь ходила рядом с Истиной, совсем не подозревая об этом. Возможно, чтобы трепетнее относиться к вере предков, Господь и вел меня столь тернистым путем.

На этом милость и щедрость Всевышнего ко мне не окончилась. Вдруг я обрела необыкновенное состояние внутреннего покоя и умиротворённости, неведомое мне ранее. Вместе с этим моя давно нездоровая плоть чудесным образом освободилась от плена многочисленных болячек. Тело оживилось, ощутив давно позабытую юношескую свежесть... И мне казалось тогда, что все эти необыкновенные дары я получила навечно.

Так продолжалось не один месяц, пока я с усердием постигала церковную жизнь с её удивительными Таинствами.

Поначалу я совсем не осознавала, для чего даются мне эти новые силы, и вместо того чтобы преумножать их и дорожить ими, принялась безоглядно растрачивать их. Постепенно, всё более предаваясь бренной суетности, стала пренебрегать службами, забывая о Таинствах, так питающих и очищающих душу...

К тому времени мне было уже немало – сорок лет. На руках поздний ребёнок, которому всего пять с половиной. Нужно заботиться о нём, кормить, одевать... Позабыв о самом главном, спасении души, я целиком окунулась в бытовую круговерть.

Моё существование без Бога вновь стало походить на безсмысленный суматошный бег, от которого лишь возникала неимоверная усталость.

И что же было результатом? Все дары, данные мне милостью Свыше, я так же неожиданно утратила, как недавно приобрела. Все мои прежние болезни вернулись ко мне, но с ещё большей силой. А внутренний покой сменило изнуряющее душу омрачение. Будто меня и вовсе не касалась благодать Божия.

Я жила, как в тумане, подчиняясь всеобщему греховному бытию. Не находилось сил хоть сколько-то изменить зашедшее в тупик существование. Я словно была не вольна над происходящим. Меня преследовало ощущение стремительного и неотвратимого падения в черную бездну. Собрав воедино жалкие капли угасших сил, вспоминая о благодати, столь безрассудно утраченной, я стала молить Господа о прояснении своего сознания, о том, чтобы Он дал мне силы вырваться из этого порочного бытия.

К счастью, Господь вновь призрел на меня и услыхал мой слабый, но отчаянный призыв. И на этот раз Он явил мне Свою безграничную милость. Милость, помогающую падшему снова и снова подниматься из греховной грязи. Мне было дано вразумление – испытание через боль. Через боль, которая сдвинула меня с мёртвой точки, вывела из состояния полной душевной окаменелости. И со мной случилось тогда невероятное...

Ещё за день до того я всё так же была поглощена житейскими заботами, работала на износ, разрешая финансовые трудности семьи. Выполнив в срок большой заказ, я поняла, что следует, не откладывая, пойти к врачу, так как здоровье резко ухудшилось.

Я давно не обращалась за медицинской помощью, и сухие слова хирурга: "Завтра срочно на операцию", – явились для меня шоком. Вдруг вся моя жизнь – жизнь, в которой не было уже времени на то, чтобы остановиться и задуматься, неожиданно и резко остановилась, застыв перед ужасающей неизвестностью. "Как же я?.. Что же будет со мной? Что будет с моими близкими, с моим маленьким ребёнком? – пронеслось у меня в голове. – Ведь операция предстоит под общим наркозом, это означает немалую вероятность моей грешной душе навеки покинуть тело! С чем предстанет она пред Господом?"

Это произошло в конце первой недели Великого поста, в дни, когда верующие, отложив все дела, возносят усиленную покаянную молитву ко Господу, – в храмах читается Великий канон преподобного Андрея Критского. Я же более месяца уже не посещала храм, не исповедовалась и не причащалась Святых Христовых Тайн. Накопившиеся нераскаянные грехи тяготили душу, но столь длительное непосещение храма я оправдывала перед своей ноющей совестью и перед Богом сложившимися обстоятельствами, усталостью и недостатком времени. Грядущее испытание мгновенно переменило всю мою жизнь с её ценностями. В ту длинную, мучительную ночь перед операцией я совсем не спала, думая о том, что единственно важным для меня осталось теперь спасение души. Сознание своей греховности приводило в жгучее отчаяние, внутри всё горело мучительным огнем.

С трудом дождавшись утра и отложив приготовления к больнице, я опрометью бросилась в знакомый монастырь, к священнику, у которого раньше всегда исповедовалась. К моей великой радости, батюшка оказался на месте. Более часа я провела в сердечном раскаянии и плаче по своим грехам. Господь был так милостив, что не отказал мне и в Причащении Святых Тайн. Сразу стало легче, Таинства сняли с омраченной души тяжкий груз, а наставления священника, который, ничуть не смягчая ситуации, мудро настраивал меня "на самое худшее", помогли справиться с почти животным страхом и правильно подготовить себя к предстоящему. Наконец-то успокоившись, я предала себя воле Всевышнего.

Всё время перед операцией я только и твердила Иисусову молитву. Стараясь не терять её, легла на операционный стол. Когда пошел наркоз и во рту ощутился холодок, мысли стали расплываться, словно таять. И я успела произнести мысленно лишь: "В руце Твои, Господи..." Но потом, собравшись с силами, ощущая всю важность этой молитвы в столь ответственный момент своей жизни, я всё же договорила: "...предаю дух мой".

До этого случая я не единожды переносила операции под общим наркозом. И каждый раз, когда приходила в себя, было ощущение глубокого сна без сновидений. А на этот раз... Едва договорив молитву, я словно вылетела куда-то. (При этом сознание не покидало меня ни на долю секунды.) Я вынырнула в другом измерении и встала на исходные позиции, будто у порога чего-то неведомого...

Признаюсь сразу: то, что начало происходить со мной с этого момента, было вне земных ощущений и понятий и из-за скудости человеческого языка не поддается полному описанию. Но я всё же дерзнула сделать это, ведомая волей Свыше.

...Ничто во мне и вне меня и отдалённо не напоминало земное. Все человеческие ощущения мгновенно исчезли. Всё земное ушло, пропало без следа. Даже безпокойство о ребёнке, о его судьбе в случае моей смерти, мучившее меня перед операцией более всего, и сама память о ребёнке – всё растворилось. Кто я и откуда, я не знала. Я попросту не задавалась этими вопросами. Но точно знала, что это я и что всё это происходит со мной. Ощущения себя были столь не по-земному яркими и цельными, что человеческому уму не представляется возможным оценить это. На земле же, отягощённые плотью, ощущения себя весьма ограниченны и замкнуты на своем "я". К тому же человеческое сознание, постоянно раздираемое потоком мыслей и шквалом эмоций, не имеет цельности, как я поняла спустя время, оценив своё состояние ТАМ.

Итак, моё сознание было сконцентрированным, чётким и ясным. В следующее мгновение мне вдруг захотелось определить себя: что я есть, чем я являюсь? Это желание явилось само по себе, непроизвольно, и в ответ на него сознание вдруг незримо отделилось от меня. И я увидела себя со стороны. И смогла рассмотреть себя саму очень подробно. По-земному это звучит по крайней мере странно и неправдоподобно. Но ТАМ – своя реальность и свои законы бытия, абсолютно недоступные нашему пониманию...

То, что я увидела, и намёком не напоминало человеческую фигуру с ногами, руками и головой. Вся я (а у меня и сомнений не возникало, что это именно я), не имея телесных форм, представляла собой некое подобие шара без резких границ-очертаний. В центре было светящееся белое ядро, ослепительно яркое. Свечение от него будто искрами расходилось в разные стороны, создавая мерцание. Этот свет постепенно таял в окружающем пространстве, как бы сливаясь с ним и образуя очертаниями подобие шара. (Позже, на земле, довелось однажды услышать, что, по свидетельству одного из святых отцов Церкви, душа без тела выглядит именно так.)

Какое-то время я любовалась этим зрелищем. Но вот, удовлетворившись определением себя, моё сознание так же легко и незамедлительно соединилось со мной-шаром. (Необходимо отметить, что и временные понятия ТАМ тоже своеобразны. В той реальности время существует как бы во времени. И момент, когда я рассматривала себя со стороны, был самостоятельным и ёмким куском времени, но протекающим очень быстро в общем ходе мгновенных событий, ни на миг не останавливающихся.)

В следующий момент я увидела перед собой огромное светлое пространство, вызывающее покойную и столь же светлую радость. Эта необъятная светлая даль простиралась до горизонта, который был отчётливо виден. А за мной, я чувствовала, пролегала грань, за которой уже находилось что-то темное и глухое, – так я ощущала место, откуда только что "пришла". Незримая и неведомая плоскость, где я пребывала, отделяла гнетущую мрачную бездну от безкрайнего светлого пространства.

Ещё на земле, перед операцией, я отчаянно молилась, прося Господа дать мне хотя бы немного времени, хоть самую малость его, – чтобы раздать долги ближним. Я истово молила Его дать мне эту возможность. И когда я оказалась ТАМ, всё во мне было подчинено единой цели, сконцентрировалось на ней. Это – непреодолимое желание попасть к Нему. К Нему, Который над всем и во всём, Которому подчинено всё сущее. Слово "Бог" в моём сознании на тот момент отсутствовало, но я чётко знала, что это – Последняя Инстанция, Вершитель всего, Судия. Мне было необходимо попасть к Нему со своей просьбой. С просьбой, которую я принесла с собой и важнее которой ничего не было. Но я там даже не осознавала (и не пыталась осознать), в чем именно состоит эта просьба. Однако только она и была единственным движущим фактором, заставляющим меня с непреодолимой тягой, всем своим существом стремиться к Нему.

После осознания своей цели следующие мои мысли-вопрошения были: "А как же я одна?!"

На какое-то мгновение я ощутила себя совсем одинокой. Но лишь на мгновение. Потому что в следующий миг помимо моей воли вдруг началось движение, в котором я была уже не одна. И я сразу почувствовала чьё-то присутствие, хотя ещё и не увидела никого. Но нечто очень тёплое, большое, надёжное вдруг возникло рядом, опекая и сопровождая меня в начавшемся внезапно движении. Было ясно, что столь неожиданное появление кого-то дано с Высшего соизволения, из сочувствия ко мне, попавшей в непривычные условия, чтобы поддержать и направить меня. Во мне сразу возникли уверенность и доверие к неведомому провожатому, и я попыталась передать ему свои намерения. Но это оказалось совершенно излишним, так как он и без уведомления знал всё о моём намерении. Безпрекословно подчиняясь моему главному желанию-цели, он увлек меня за собой.

Сперва мы двигались по прямой в сторону горизонта. Потом, резко свернув направо, мой спутник направил меня во внезапно возникшую плотную туманность. Движение стремительно нарастало, и я поняла, что мы находимся в лабиринте. Его возникновение было столь неожиданным, сколь и естественным для реальности, в которой я оказалась. Стены лабиринта, я заметила, были словно из ярких разноцветных плиток различной геометрической формы с резкими цветовыми границами. Это завораживало и привлекало внимание. Мне захотелось рассмотреть всё. И в тот же момент, словно повинуясь моему желанию, плитки, ясно и чётко сфокусировавшись, приблизились ко мне. Это продолжалось ровно столько, сколько понадобилось для удовлетворения моего любопытства.

Движение возобновилось, будто и не прерывалось. Поворот следовал за поворотом. Один лабиринт переходил в другой. Одна цветовая гамма сменяла другую.

Сделаю небольшое отступление, чтобы дополнить свой рассказ интересными сведениями. Спустя пару дней после операции меня навестила соседка. Я поведала ей, без каких-либо подробностей, что во время операции "путешествовала". Тут она вспомнила, что более семи лет назад тоже испытала нечто подобное. Она принялась очень подробно описывать всё, и я поразилась удивительному сходству, вплоть до мелочей, её впечатлений с моими. Очутившись на плоскости, она так же сперва двигалась по прямой к горизонту, а потом, резко свернув направо, оказалась в лабиринтах, где началось её столь же стремительное движение, где она так же отчётливо ощутила, что лабиринтов было несколько и что все они как бы были покрыты разноцветными плитками различных геометрических форм. Но в её случае иными были цветовые гаммы этих плиток. К тому же, её путешествие внезапно прекратилось в лабиринтах, после чего она и очнулась. Была в наших с ней "путешествиях" и ещё одна, но очень значительная разница: мою знакомую ТАМ никто не сопровождал, и она испытывала чувство безмерного одиночества. Могу ещё дополнить, что она – верующий в Бога человек, но некрещёная и отрицающая Христа как Спасителя.

Теперь продолжу рассказ о своем путешествии. Спутник, который направлял наше движение, ощущался мною всё яснее и яснее. И я всё более осознавала, что он обязан с чьего-то Высшего соизволения показать мне всё это и я должна пройти весь маршрут, определённый мне Свыше.

Движение по разноцветным лабиринтам было весьма увлекательным и завораживающим. Но мною всё же более всего владела одна цель – как можно скорее попасть к Нему. И я испытывала всё большее нетерпение, несмотря на то, что наше движение было очень напряжённым и подчиненным лишь моему желанию-цели. Мой спутник (провожатый, охранник – как я его ощущала), казалось, тут же улавливал всё то, что происходило во мне. Любое моё побуждение сразу передавалось ему, словно при разговоре двух хорошо понимающих друг друга людей. Но язык нашего с ним общения не был человеческим. Заметив моё нетерпение, провожатый до такой степени ускорил движение, что мы молниеносно пронеслись по ряду лабиринтов, и я даже не успела разглядеть их. Всё вокруг слилось воедино, с трудом различались и резкие повороты. Но я чётко поняла, что лабиринтов было несколько и что маршрут, заранее определённый для меня, не был сокращён ни насколько. В следующее мгновение, стремительно вылетев из последнего лабиринта, мы очутились в ограниченном пространстве, похожем на округлую комнату, в центре которой была воронка, напоминающая раструб музыкальной трубы. Она под наклоном уходила в другое какое-то неведомое пространство, будто внутрь его. Я в нерешительности остановилась совсем близко от воронки. Остановился и мой провожатый. Мы как бы чего-то выжидали, удерживаемые сознанием необходимости. После столь стремительного движения, а более – из-за загадочной воронки, манящей в себя, я несколько растерялась и тут же отлетела в сторону, оказавшись на небольшой возвышенности. Оттуда я стала наблюдать за своим провожатым со стороны.

Теперь мне представилась возможность разглядеть своего спутника со всеми подробностями. Он был и не мужчина, и не женщина. Длинные волнистые волосы спадали с головы на распростертые крылья, как бы сливаясь с ними воедино. Одеяние скрывало конечности. Его голова, лик, распущенные волосы, крылья и одежда – весь он словно мерцал, переливаясь цветовыми волнами, что очень напоминало перламутровую поверхность морской раковины. Его тело не было похоже на грубую человеческую плоть, а будто состояло из непрозрачного плотного эфира. Необыкновенно чудное благоухание, подобного которому в земных условиях я ни разу не ощущала, исходило от него.

Были у него и глаза, и нос, и уста, но всё это казалось единым, без резких границ и очертаний. Прекрасный лик, излучая неземной покой, был мягким и невозмутимым. Позже, на земле, я пыталась понять, почему мой спутник своей внешностью так поразительно напоминал мне кого-то. Спустя время я вспомнила: да-да, несомненно, – "Троица" Андрея Рублева! В удивительных ликах иконы – те же невозмутимость и спокойствие, та же мягкость и прекрасная неземная умиротворённость. Да, облик моего спутника, даже сами пропорции тела очень походили на образы древнерусских икон. В молитвенном подвиге святым иконописцам открывалось истинное видение мира невидимого, сокрытого от грешных плотских глаз.

Пока я разглядывала своего проводника, он дал мне утвердительно понять, что мы у моей желанной цели. Во время нашего общения я ясно ощутила, что мой спутник дан мне Свыше. Но не менее ясным было и то, что, подчиняясь мне, он более был управляем и всецело повиновался воле Свыше, которая незримо, но неотъемлемо руководила и управляла им всё это время. Так же ясно чувствовалось, что мой спутник знает то, во что я не была посвящена, но у меня почему-то не возникало и малейшего желания узнать более того, что было попущено.

В следующий момент я увидела, что такие же, как я (в виде шаров), со своими провожатыми, вдруг возникают откуда-то, молниеносно устремляются в воронку и исчезают там, как будто втягиваются, засасываются в нее. Они, как безцветные прозрачные тени, мелькали один за другим. Провожатые держали своих подопечных между крыльями, заботливо прикрывая ими безценную ношу. То пространство, где я задержалась пока, по неясной мне причине, было для них лишь кратким мигом на пути следования к их цели. Мой спутник, провожая взглядом мелькающие тени, плавно повернул голову, и я увидела его прекрасный профиль. Какое-то время он невозмутимо наблюдал за происходящим, но вдруг во мне возникла непреодолимая тяга-стремление – следовать, как и все, в эту воронку. Мой провожатый мгновенно всё уловил и, наверное, чтобы остановить меня, тут же дал мне понять, чтобы я присоединилась к нему. Не раздумывая, я сразу же очутилась под его распростертым правым крылом. И уже оттуда, как из надёжного убежища, продолжила наблюдение.

Моё нетерпение нарастало всё более и более, и я недоумевала: чего мы ждем? Меня тянуло подчиниться общему движению и последовать в воронку. Но мой спутник, казалось, выжидал момент сообщить мне то, о чем я сама должна бы догадаться и не настаивать на своем. В конце концов он сказал:

– Ещё не время.

Он сказал это очень убедительно и твердо, и я тут же согласилась с ним, как будто мгновенно поняла: мне ТУДА не время.

С того мгновения я вдруг почувствовала, как начала двигаться вниз, уже совсем в другом пространстве. Я как будто выпала из прежнего измерения и, плавно спускаясь, летела уже одна, без своего провожатого. Но его внезапное исчезновение ничуть не встревожило и не испугало меня. Более того, всё, что происходило до этого, полностью исчезло, словно стёрлось из моего сознания.

Я медленно падала сквозь белый туман (скорее, это был белый свет), и мне было безмятежно хорошо и покойно. Все мои желания, которые до этого заполняли моё существо, были самыми значимыми и важными, неожиданно растворились, не оставив и следа. Блаженство, которое я ощутила взамен, невозможно выразить, так как ничего хоть сколько-то похожего в своей жизни я не испытывала (да и вовсе не подозревала о возможности подобного). Все было исполнено безконечной и безграничной ЛЮБВИ.

Это была Всеобъемлющая ЛЮБОВЬ, любовь, исходящая от НЕГО, ЛЮБОВЬ, которая пронизывала и охватывала всё моё существо, отзываясь во мне детской преданностью и столь же безкорыстной любовью к своему Создателю. Блаженный трепет и безграничное счастье наполняли меня. Вся я словно существовала только ради этой трепетной любви к НЕМУ, одновременно всею собой впитывая ЛЮБОВЬ, излучаемую Всевышним. И не было ни границ, ни глубины этой всеобъемлющей и всепронизывающей ЛЮБВИ. Казалось, что есть только ЛЮБОВЬ и более ничего.

Какое-то время я спускалась так, наслаждаясь неземным безмятежным счастьем и сладостным блаженством. Но когда я спустилась ниже и оказалась уже вне белого света, от состояния несказанной благодати не осталось и следа. И мною мгновенно овладел нечеловеческий крик-плач. Я словно опомнилась: ведь я не смогла передать (сказать) Ему самого главного, того, ради чего проделала весь путь, и осознание этого повергло меня в состояние непередаваемого ужаса.

Устремив "взор" ввысь, я стала взывать к Богу. В моём сознании каким-то образом уже появилось слово "Бог". Я взывала к Нему с отчаянием и плачем, непрестанно повторяя: "Господи, прости меня! Господи, спаси моего ребёнка!" – но ещё не словами, а как бы всем своим существом. Ощущение невыносимой скорби было во мне безмерно глубоко. Я словно безвозвратно утратила что-то, что являлось единственным смыслом моего бытия, и состояла теперь лишь из нечеловеческой боли, безутешного вопля и непрерывающегося стенания по Богу. Да, ведь я лишилась той ЛЮБВИ, и это было мучительно скорбно и невыносимо для меня. Я, будто непрестанно сгорая, каждую секунду умирала вновь и вновь.

Позже, на земле, я то и дело мысленно возвращалась к воспоминаниям о той безграничной Божественной Любви и нестерпимой скорби... Наверное, не случайно мне была показана столь огромная разница между этими состояниями, между Богом и тьмой. Теперь это напоминает мне о смысле моего земного существования и о том, к чему я должна стремиться в этой жизни всеми силами. Боль и скорбь, которые пришлось перенести, навели на мысль, что, даже испытав это, я могу лишь смутно догадываться о той безысходности и тех страданиях, в которых томятся грешники в аду, безутешно взывая ко Господу. И страшная боль их велика не столько оттого, что они горят в адском огне, сколько оттого, что они оторваны от Бога, от Его безграничной Любви. Эта оторванность от Бога и есть горение в аду, а лютые и изощренные бесовские истязания – только следствие абсолютной незащищённости Божественной Любовью.

Теперь я поняла, что человеческое естество, всецело поглощённое мирскими играми, не в состоянии представить всего ужаса и безысходности грешника, изнывающего в аду. Мы живем на земле так, будто смерть с её неизбежными переменами в бытии не коснётся нас лично. Мы, безпрестанно отдаваясь житейским заботам-попечениям, упорно отодвигаем от себя неминуемый конец пребывания нашего на земле.

Мой сокрушенный плач не прекращался и всё более раздирал душу, заставляя гореть её нестерпимо мучительным огнем. Казалось, что происходящее никогда не окончится, что это стало теперь смыслом всего моего существования... Но вдруг в какой-то момент я отчётливо ощутила, что вижу ЕГО. И ЕГО присутствие тут же заполнило всё необыкновенно ярким белым светом. Он был Могущественным и Всеобъемлющим, не имеющим конкретных форм и заполняющим Собой всё сущее. Это был свет немеркнущего вечного Солнца.

Ослепительное величие Создателя вызвало во мне ещё больший трепет и рыдания. Я была потрясена и поглощена всем, что открылось мне. Потом я заметила, что рядом с Ним находится ещё кто-то, но много меньше. Своим силуэтом он сколько-то напоминал человека: голова, плечи, верхняя часть сложенных крыльев. Остальная часть тела была погружена в белый туман-свет. Лика я также не видела – и он растворился в белом свете. Я испытывала ранее знакомые чувства любви, теплоты и участия, исходящие от него по отношению ко мне. Он обсуждал что-то с Ним (с Богом), и я отчётливо понимала, что беседа прямо касается меня. Он будто ходатайствовал за меня перед Богом. И в мой непрерывающийся ни на мгновение отчаянный плач вдруг невольно ворвалось неимоверной силы сокрушение о своей греховности.

Господь, казалось, внимал моему плачу. И то, что я наконец-то была услышана Им, начало действовать на меня успокаивающе, как будто ко мне снова стала возвращаться ЕГО утраченная мною ЛЮБОВЬ. Но, как ни странно, мой сокрушенный плач по-прежнему не прекращался, а наоборот, становился всё глубже и сильнее.

Постепенно белый свет и всё, что он содержал, стало исчезать, будто растворяясь. И я почувствовала, что спускаюсь в более плотные слои. От соприкосновения с этой плотностью ощущения стали меняться на более неприятные. Плач-молитва во мне по-прежнему не прекращалась, более того, усиливалась, но выражала уже, вместе с раскаянием, и глубокую благодарность Всевышнему.

Я спускалась всё ниже и ниже, пока вдруг не услыхала голоса, звучащие уже по-земному, и обрывок фразы: "...она просыпается". Хотя телесных ощущений ещё не было, но каким-то образом я почувствовала, что меня куда-то перекладывают.

С какого-то момента я осознала, что взываю к Господу уже вслух, человеческим языком. Иногда я прерывала свою истовую молитву, чтобы задать вопросы, обращённые к услышанным ранее голосам:

– Где я?.. Я на земле?.. Я человек?..

В ответ я слышала мягкий голос медсестры, успокаивающей меня утвердительными ответами. Постепенно я стала медленно осознавать, что это действительно я, что я на земле и что всё уже закончилось – всё, что должно было со мной произойти...

Мой отчаянный плач, однако, не прекращался, и я ощущала, будто меня жгут раскаленным железом. Спустя время я поняла: это были слёзы. Они потоком лились из моих глаз – так, что вся одежда у шеи была мокрая. Вскоре постепенно всю меня стала наполнять ноющая боль, и я ощутила, как медленно возвращаюсь в своё тело.

Процесс этот был длительным и неприятным, особенно в первый момент, момент осознания происходящего. Я почувствовала неприятную земную тяжесть, которая, как расплавленный свинец, вливалась в меня, сильное огорчение и глубокое разочарование от возвращения на землю.

Это можно сравнить с нелепой метаморфозой: легкий мотылек, ещё мгновение назад радостно и безмятежно порхавший в лучах ласкового солнца, вдруг оказался во мраке, за пределами живительного света, и стал падать вниз. При этом его хрупкое прозрачное тельце подверглось ужасающей трансформации: оно превратилось в омерзительную застарелую колбасу и со всего размаха шлёпнулось на землю...

По словам медсестры, я более полутора часов взывала к Богу, отчаянно и слёзно. Меня с трудом убедили не шуметь, ведь в палате были ещё больные, после чего я перестала молиться вслух, но продолжала делать это в мыслях ещё долго, пока не впала в сонное забытьё.

Меня оперировали около шести часов вечера. В два часа ночи я очнулась, вспоминая всё очень ярко. Желание встать и записать всё, что со мной произошло, едва возникнув, всё более укреплялось. Нарастала уверенность в том, что я должна это сделать не для себя. Все происходило помимо моей воли, будто кто-то побуждал меня, мне же самой казалось, что происшедшее ТАМ так естественно, что в этом нет ничего особенного, что любой человеческой душе близки все эти переживания и доступны... Но исходящее откуда-то Свыше требование побуждало меня запечатлеть, зафиксировать всё, что осталось в моей памяти, на бумаге. Всё ещё недоумевая по поводу необъяснимых требований извне, я в конце концов с трудом встала с постели и записала всё.

До сих пор мне не приходилось заниматься писательским трудом. Первое, что поразило, – ощущение, будто моей рукой что-то владеет. В сознание откуда-то легко вливалось то, что я должна была записать, и мне не составило большого труда сделать это. В какой-то момент мне словно открылся смысл этого делания. Вдруг подумалось: "Быть может, это кому-то необходимо, быть может, этот рассказ о внеземном путешествии поможет кому-нибудь осознать, что наша жизнь – не просто краткий и безсмысленный миг на земле. Этот краткий миг так важен для будущей нетленной жизни! А главное, быть может, на моём примере кто-то сможет обрести веру в Бога, веру в истинного Бога!"

Ранее, до всего случившегося, меня часто мучило маловерие. А теперь я точно знаю – Бог есть! Но, как я поняла, все наши представления о нём очень искажены, раздроблены и по-земному примитивны, загрязнены плотскими ощущениями. Ничего земного ТАМ не было. Там не было ничего лишнего, никакой человеческой мишуры... Но всё же самое главное, что я сейчас знаю точно, – БОГ ЕСТЬ!

Спустя некоторое время я решила дополнить свои записи тем, что, надеюсь, может представлять некую ценность для верующего человека. Прооперирована я была 14 марта 1996 года, в конце первой недели Великого поста. И то, что случилось со мной тогда, я уверена, не было сном. Несомненно, это была реальность. Сновидения, как правило, быстро блекнут и стираются из памяти. Даже самые яркие события жизни тускнеют и забываются. А это!.. Я помню всё, до мельчайших подробностей, так ярко!..

То, что происходило со мной первое время после операции, также можно отнести к удивительному. Поистине, щедрость Господа не имеет границ. Он наказует грешника с великой любовью. Удостоив меня серьёзного испытания, Он и щедро наградил, приоткрыв завесу таинственного и недоступного многим смертным. И то, что я приобрела за короткий миг испытаний, глубоко вошло в мою душу, став её принадлежностью в полном смысле этого слова.

После возвращения на землю ещё около трёх месяцев сохранялось чувство, что я не совсем вернулась в тело. Было ощущение, будто я новорожденный младенец. Весь мир воспринимался мною совсем по-иному. Я словно была в другом качестве, и всё, относящееся к вопросам веры (что раньше было просто словами, на уровне ума), наполнилось истинным содержанием... Открывшийся смысл глубоко вошёл в меня и жил во мне, питая душу с её совершенно новым отношением ко всему. Это было необыкновенное чувство единства с живущими на земле (словно я была единым телом со всеми людьми) и равенства с любым человеком, пусть самым убогим и грешным. Я очень остро ощущала, что мы для Бога – единое целое, и это рождало глубокое осознание ответственности за всех. Я всем существом знала: мы не вправе обижать ближних своих, нам необходимо жить только любовью друг к другу. Меня переполняла любовь ко всему земному – природе, растениям... Я наслаждалась каждым мигом бытия. Возникло чувство благодарности ко Всевышнему за всё, что со мной происходило, происходит и может произойти. Было искреннее желание больше не грешить.

После операции совершенно исчез страх за участь ребёнка. Я поняла всем своим существом, как Господь безгранично любит всех нас и обо всех заботится. Только мы не всегда понимаем это и часто противимся Его благой воле. Много глубже я поняла, что наша любая просьба, обращённая к Нему, вне всякого сомнения, обязательно будет услышана.

Одним из наиболее значимых приобретений, полученных мною ТАМ (хотя все они несравнимо ценны), было полное отсутствие страха перед смертью. Раньше, до веры в Бога, я часто просыпалась по ночам, испытывая леденящий могильный ужас перед смертью. Жизнь со столь пугающим концом казалась мне тогда безсмысленной и никчемной. Мне всё яснее виделось, что мы, люди, как примитивные насекомые, копошимся в земных заботах-страстях, создавая свои хрупкие и недолговечные сооружения. И всё более понимала, что человек в процессе созидания занят неустанным поиском смысла жизни, придумывая в оправдание своему копошению многочисленные и сложнейшие теории бытия. И невозможно уже было скрыть от себя того, что всё это мгновенно рассыпается при таком неизбежном и неотвратимом факте, как смерть. И, очевидно, не желая смириться с пугающей неизбежностью, я неотступно старалась найти более надёжное оправдание человеческого существования. Интуиция подсказывала: наверняка для каждой человеческой жизни есть более высокое предназначение. И вот благодаря Православию мне удалось коренным образом изменить своё отношение к земной жизни и смерти. Я поняла, что наше суетное бытие, за которое мы так отчаянно цепляемся, превращается лишь в пыль и прах у ног Господа. А данный мне Свыше опыт реально показал, что той смерти, какая есть в понимании неверующего человека, попросту нет. Есть только избавление от всего лишнего, мешающего и приобретение цельности истинного "я" в неразрывной связи с Богом. По возвращении на землю прочно вошло в сознание, что подлинная реальность – ТАМ, а наша земная жизнь – лишь мнимая действительность, не более чем шаткая иллюзия.

Теперь смерть стала для меня естественным фактом. Это уже не пугающая неизбежность, омрачающая рассудок, вызывающая животный страх перед неизвестностью, а освобождение, дар Божий. Земное существование после пребывания на небесах оказалось таким безмерно тягостным и гнетущим, а незабываемые воспоминания о Белом Свете – столь сладостно реальными, что сменить земное прозябание на небесную обитель было бы для меня теперь счастьем и мечтой. Но... Ещё тогда, когда я была на пути ОТТУДА, мною вместо панического страха перед смертью завладел всепоглощающий ужас перед осознанием своей греховности. И когда моя душа вернулась в тело, боязнь того, что я не искупила перед Богом свои грехи, оказалась настолько велика, что заставила думать не о райском блаженстве, а о вечном горении. Теперь я глубоко понимаю, что только смерть праведника – избавление, а смерть грешника ужасна своей безысходностью и, быть может, необратимостью. Я всё более стала осознавать, что Господу нужна лишь душа, омытая слезами покаяния.

Да, боль – это тяжкое испытание. Но, наверное, это единственное, что может глубоко потрясти человека, заставить его изменить взгляд на своё земное существование и возродиться к новой жизни. Мы так не ценим этот дар Господа – жизнь, забываем, что это лишь краткий миг...

Я отчётливо помню, что ТАМ у меня сохранились преобладающие черты характера: напористость, безпокойство, неумение ждать, – они руководили мною в моём внеземном путешествии. Теперь могу сделать вывод, что воспитывать свой характер нужно здесь, на земле. ТАМ это будет уже поздно, ТАМ мы будем поставлены уже перед свершившимся фактом...

Необычным какое-то время после операции было отношение к еде. Не скрою: всю жизнь одним из моих грехов было чревоугодие. С ним я то успешно боролась, то снова впадала в него. Первое время, как я спустилась на землю, мне совсем не хотелось есть. Не то чтобы не было физического желания, а просто этот процесс – еда – вдруг потерял для меня своё значение, став просто непонятным. ТАМ душа моя насытилась видением Господа, и более ей ничего не требовалось. В какой-либо замене пищи духовной она не нуждалась, живя неземной благодатью. Так мне было открыто совершенно удивительное состояние, когда ни плоть, ни душа не отягощены грубой физической пищей.

Но душа моя всё же вернулась на землю, обратно в тело. От этого было не уйти, это пришлось принять как волю Свыше. И тело в конце концов потребовало своей пищи... Сначала я очень скорбела оттого, что душа всё более приходит в сонное состояние, состояние отупения и невосприимчивости. Моя связь с тем, что было ТАМ, из могучего потока превратилась постепенно в тончайшую нить. Нить, которая всё же связывает меня с Тем миром... И эта связь мне помогает выживать теперь в этом жестоком и равнодушном мире. Да, именно таким, холодным и чёрствым, видится мир земной по сравнению с Небесным...

Долгое время я умалчивала об одном потрясшем сознание факте. (Я понимала, что он способен вызвать у большинства людей тягостное уныние.) Но теперь, по прошествии времени, постепенно возвратясь к привычной мирской жизни, я полагаю, что не имею права его утаить. Он может раскрыть глаза многим людям на наше истинное земное существование.

Первые три дня были особо тяжкими. То, что я, спускаясь, увидела и ощутила от соприкосновения с землёй, повергло мою душу в гнетущее состояние. Она предстала передо мной как огромная смердящая помойка, заваленная горами кишащих па ней живых человеческих трупов. Их копошение и создавало мнимую видимость жизни на земле. От этих живых трупов исходило непередаваемое зловоние. Моя душа от этого кошмара, который ранее я не замечала и о котором не подозревала, рвалась обратно на небо. Казалось, истинная Родина – ТАМ, а здесь я вновь – по какой-то нелепой случайности, по странной ошибке.

Я вернулась с небес словно новорожденный безпомощный младенец и была совершенно беззащитна перед открывшейся мне страшной земной реальностью. Особенно сильно травмировало меня близкое соприкосновение с людьми. Во многих из них ощущалась скрытая агрессия. Казалось, что их гневное содержимое, с трудом сдерживаемое, вот-вот выплеснется. Нечеловеческий взгляд горящих откуда-то изнутри, как красные угли, глаз причинял острую душевную боль. Было очень жалко этих людей, и я поначалу искренне оплакивала их греховность. Но чем больше я с ними соприкасалась, тем становилось всё труднее и труднее. В какой-то момент я почувствовала, что мой скорбный плач по ним прекратился. Внезапно появившееся чувство обиды за этих людей, за их столь бедственное положение стало невыносимо терзать мою душу. Я опомнилась и принялась молиться уже за себя. Но, видимо, вместе с этой обидой в меня вошло что-то тяжёлое и гнетущее. Оно, после светлой, неземной радости, властно обволакивая всё внутри, вызывало тягостное омрачение.

Впоследствии тёмные силы самым безжалостным образом набросились на меня, мстя, как я почувствовала, за моё перерождение. Через близких и дорогих мне людей они пытались уничтожить меня и всё светлое во мне. С горечью ощутила я свою немощь и безпомощность. Земля действительно лежит во зле. И теперь спасает меня от этой нечисти только непрерывная связь с Богом – молитва и вера.

Прошло время, но моя душа всё так же тайно скорбит по своей истинной Родине. По Родине, на которой ей посчастливилось побывать, пусть хоть совсем недолго, хоть краткий миг. Миг, о котором ей не забыть до конца своего пребывания на земле... Но, наверное, моё возвращение было угодно Господу. Мне пришлось претерпеть весь земной кошмар первые три дня, пока душа постепенно не огрубела и её чувствительность, невольно приобретённая, не притупилась. Но и до сих пор в моей памяти сохраняется то отвратительное смердение... И я стала ещё острее осознавать всю бедственность земного человеческого существования.

Как-то в монастырь, где я бываю на службах, зашел совсем ещё не старый человек. Он очень опустился от пьянства, и от его одежды исходил неприятный терпкий запах. Я не заметила, как он оказался рядом со мной, и от запаха, внезапно ударившего в нос, невольно обернулась. Первое, что мне пришло в голову, было (не об этом человеке, а о нашей греховности): "Как же мы зловонны и не замечаем этого! И что же приходится терпеть от нас нашим Ангелам хранителям?!" Второе, что подумалось: "Наверное, Господь привел этого несчастного сюда, в храм, во время службы не зря. Это выразительное напоминание нам, грешным, о нашем плачевном состоянии".

И Господь нередко указывает нам на него, посылая скорби и болезни. Впоследствии выяснилось, что моё заболевание относится к онкологии, что хирургическое вмешательство в моё тело было вообще противопоказано.

До операции одно слово "рак" наводило на меня ужас. Но после случившегося ТАМ и эта страшная болезнь тела перестала пугать меня. Болезнь души – вот что заставляет сознание содрогаться. Болезнь тела – лишь отражение болезни души...

В какой-то момент меня поразило тайное сходство в звучании двух слов – "рак" и "грех". Грех – это раковая опухоль души, поняла я. И если вовремя не очиститься от греха, то он может полностью овладеть душой и привести её к погибели. Тогда гибель тела будет естественным следствием гибели души. Именно с этой болезни и началось моё истинное исцеление, исцеление моей больной души, пораженной опухолью греховности. Я поняла, что операция была проведена более на душе, нежели на теле. Как будто устраняли тяжёлую заслонку, отделявшую меня от Бога. Хоть врач и допустил ошибку, но досадовать по этому поводу или тем более ругать его – не помышляю, так как верю, что всё произошло с Высшего соизволения. И я очень благодарна Всевышнему. Не знаю, что было бы со мной, если бы я перед операцией не очистила свою душу покаянием. Мне даже страшно думать о вероятном исходе. Подозреваю, что, отягощённая многими грехами, моя душа не могла бы подняться ввысь. Скорее, она была бы обречена на падение в бездну.

Порой я задумывалась о том, почему удостоилась подобной милости. За какие заслуги мне было даровано испытать всё это воочию?! И не находила ответа, потому что вся моя жизнь, по сути, была преступлением перед Богом. И я думаю, что только ходатайство моих глубоко верующих предков спасло меня от погибельной пропасти, к краю которой я так близко подошла. Да, только их сильная молитва перед Господом за неразумное погибающее чадо могла сотворить подобные чудеса. А молитва за меня, полагаю, была сильная, так как все мои предки, и по линии мамы, и по линии папы, как выяснилось, принадлежали к священническим родам. Страдальческая кончина одного из них, протоиерея Алексия Порфирьева, описана в недавно вышедшем двухтомнике иеромонаха Дамаскина (Орловского) "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX века". Это обнаружилось, когда я пришла к вере и стала живо интересоваться, кем были мои родственники. Я смутно помнила, что ещё в детстве случайно узнала из разговора взрослых о моём прадеде, который был священником (позже из архивных данных выяснилось – уважаемым в Нижнем Новгороде протоиереем). Оставшиеся в живых родственники, имея в роду известных и за это поплатившихся жизнью служителей Православной Церкви, тщательно скрывали и от нас, детей, всю, порой очень горькую, правду, так как жили в невероятно тяжёлых условиях гонений.

...Да, наши верующие предки перенесли страшные испытания. И я думаю, у любого ныне живущего человека есть в праотцах хоть один истинный ходатай на Небесах, способный умолить Милостивого Судию о спасении живущего на земле грешника. Нам только нужно всеми силами желать своего спасения и верить в него.

Изначально эта рукопись была лишь малым даром, знаком сердечной благодарности священнику, напутствовавшему меня перед операцией. Но по мере того, как он всё чаще и чаще давал читать её людям и она стала оказывать благостное действие в укреплении их веры, возникла мысль донести это свидетельство до широкого круга читателей.

Как я уже упоминала, после "путешествия" на небеса тёмные силы буквально обрушились на меня, нанося новые и новые удары, преследуя на каждом шагу. Очередные скорби каждый день обрушивались на мою обновлённую душу.

Особенно сильный удар был нанесён, когда мне предложили издать рукопись. Мне говорили, что, мол, всё происшедшее со мной во время операции – результат действия наркотиков или, более того, "от бесов"... Чтобы устранить внезапно возникшее препятствие, священник благословил меня на поездку к старцу, протоиерею Николаю Гурьянову, на остров Залит.

Поездка протекала под удивительным покровом. Не успела я при встрече с батюшкой договорить о том, что со мной произошло, как лицо его озарилось светом и он радостно произнес:

– Ты видела Господа! Теперь ты знаешь, как ТАМ хорошо!..

В моей душе от слов старца и от света, которым просияло его лицо, вдруг со всей ясностью возникло ощущение того Белого Света. Казалось, я вновь на Небесах. Слёзы невольно заструились по лицу, потоком светлой радости застелив глаза. И я с трудом произнесла в ответ:

– Батюшка, ТАМ так хорошо, что словами не выразить...

Вновь наслаждаясь несказанным счастьем, я не сразу спустилась на землю. Придя в себя, я спросила старца, есть ли благословение от Господа поведать обо всём людям, издать рукопись. Отец Николай, продолжая светиться улыбкой, благословил меня, а потом рукопись со словами:

– Есть. Есть благословение. Обязательно обо всём поведай людям.

– Батюшка, – нерешительно сказала я ему потом, – меня прооперировали под общим наркозом. И кто-то может усомниться, что всё, что со мной было ТАМ, – от Бога. И решить, что всё это от бесов или от действия наркотиков...

Лицо старца сразу изменилось, сделалось очень серьёзным, и он молвил:

– От Бога, от Бога. Всё, что с тобой ТАМ было, – несомненно, от Бога... А сомнения – от искушений, – добавил батюшка. И, снова благословив меня, сказал:

– Пиши, пиши обо всём. Это твое дело. Благословение Свыше на всю твою жизнь.

И действительно, после того, что случилось со мной ТАМ, у меня словно открылся литературный дар. Я стала писать небольшие рассказы и статьи на православные темы под впечатлением от паломнических поездок и встреч с верующими людьми.